Восьмая симфония - трагедийная инструментальная драма Шостаковича

Восьмая симфония — трагедийная инструментальная драма Шостаковича

11.03.2013 | Автор: admin

Восьмая симфония - трагедийная инструментальная драма Шостаковича

Восьмая симфония уникальна по драматургии, внутренней организации, по взаимодействию частей между собой. Являясь центром тяжести цикла, I часть контурами своего внутреннего становления предопределяет драматургию всего цикла: в I части предвосхищены основные образные моменты всей симфонии, развитие которой протекает как бы двумя большими кругами. Первый — начальное Adagio, второй — весь цикл в целом, где II часть развивает в грандиозных масштабах черты гротеска, заложенные во втором разделе разработки I части (ц. 25); III часть предвосхищается маршевым эпизодом ее разработки (ц. 29); пассакалья примерно соответствует началу репризы I части, а финал в целом — ее коде.

Цикл Восьмой симфонии объединяется многими мотивными связями. Тема вступительного раздела главной партии I части является «зерном» интонационного единства большинства тем (в этом проявляется сходство Восьмой симфонии с Пятой). Связи тем с главной партией Adagio здесь более сложные, чем в Пятой симфонии. Основное, что роднит эти темы, — опора на звуки тонической квинты с захватом звука VI ступени, секундовая интонация в характерном пунктирном ритме, которая в прямом или обращенном виде встречается почти во всех темах симфонии.

Восьмая симфония — одна из самых трагедийных инструментальных драм Шостаковича. Светлые образы в ее музыке эпизодичны и масштабно не уравновешивают мрачные. Но тем более они важны. Появляясь в моменты возвышенной лирики, они звучат как авторские послесловия к изображаемому. Такими очагами света являются кода I части (ко всей I части), пассакалья — ко II и III частям, кода финала — ко всему финалу, а сам финал — ко всему циклу. Финал является и тональной репризой в цикле, логически вытекает
из предыдущего и завершает трагическую концепцию симфонии мягкой, просветленной музыкой, несущей в себе то состояние душевной гармонии, тенденция к которому неуклонна во всем цикле и оказывается непобедимой, вопреки глубинной трагедийности произведения.