Аранжировки революционных песен
Аранжировки революционных песен для различных хоровых и инструментальных составов были на первых порах едва ли не основным жанром композиторского творчества. Так же как драматические инсценировки стихов и прозы Э. Верхарна, М. Горького, Дж. Лондона, А. Гастева, эти выполненные по прямому „социальному заказу” аранжировки хоть в какой-то мере помогали удовлетворить жестокий репертуарный голод тысяч исполнительских коллективов всех рангов.Но все же главной сферой приложения как профессиональных, так и любительских творческих сил стали новые монументальные жанры злободневного, оперативного, агитационного искусства — разнообразные инсценировки, массовые действа, театрализованные празднества.
Именно здесь впервые творчески осваивались и закреплялись в профессиональном и массовом сознании в качестве эстетических признаков новой культуры многие речевые, пластические и звукошумовые приметы времени. На первый план выходило режиссерское искусство документального, жанрового и ‘стилевого монтажа всевозможного находящегося „под рутами” материала, умение объединить звучание рояля на площадной эстраде и движущегося маршем духового оркестра, певческий и речевой хоры, песню и живую картину, траурный марш Шопена и „фигурную маршировку” колонны демонстрантов, звуки гудков, сирен, колоколов, гармони, постоянно использовавшихся в массовых зрелищах ружейной и пулеметной пальбы, артиллерийской канонады… В постановке наиболее масштабных массовых действ (Петроград, 1920) принимали участие режиссеры Ю. Анненков, А. Кугель, К. Марджанов, Н. Петров, В. Соловьев, С. Раддов, А. Пиотровский, Н. Евреинов, художники М. Добужинский, В. Щуко, композиторы Н. Стрельников, Г. Варлих. 1 мая в „Мистерии освобожденного труда” участвовало две тысячи человек, 19 июля („К Мировой Коммуне”) — около четырех тысяч, 7 ноября („Взятие Зимнего дворца”) — до шести тысяч.
Конечно, до подлинного синтеза искусства этим первым монументальным формам революционной культуры было еще далеко, на что указывал Ленин в цитированной беседе с К. Цеткин: «Многие искренне убеждены в том, что panem et circenses („хлебом и зрелищами”) можно преодолеть трудности и опасности теперешнего периода. Хлебом — конечно! Что касается зрелищ, — пусть их! — не возражаю. <…> Право, наши рабочие и крестьяне заслуживают чего-то большего, чем зрелищ. Они получили право на настоящее, великое искусство. Потому мы в первую очередь выдвигаем самое широкое народное образование и воспитание. Оно создает почву для культуры, — конечно, при условии, что вопрос о хлебе разрешен. На этой почве должно вырасти действительно новое, великое коммунистическое искусство, которое создает формы соответственно своему содержанию».