Философские, этические истоки мифопоэтики «Перезвонов».

08.05.2013 | Автор: Starichok

Глубоки философские, этические истоки мифопоэтики «Перезвонов». Здесь слились вековечные народные чувства, музыка выражает состояние души народной. Непероносимая боль, тоска — и праздник души, отдохновение, приходящее с жизнью и природой. Терпение, созерцательное благолепие, благостность — и зло. Последнее выступает, например, в фантастических картинках «Страшенной бабы». Зло — в народном понимании, как в «Ночи на Лысой горе», таинственное, непостижимо-непонятное, чуть приправленное юмором (как у гоголевской чертовщины) — выражено не только музыкой, с упорным ритмическим завораживающе-фантастичным остинато, нелепицей выкриков-возгласов, но и нелепицей текстов (с чередой образов-оборотней — Кота-Котовича, коровы, вороны, наконец, с криком петуха, означающим разгон нечисти…).

Для выражения полярных образных сфер композитор всегда находит адекватные стилевые средства — нарастающее, крещенди- рующее остинато (пролог — эпилог); шумовые эффекты сопровождения ударных; выкрики, возгласы, хоровое глиссандо — подобные сонорные эффекты широко используются для показа зла (повторим: в фольклорном понимании зла как иного мира, фантастического и таинственного, искушающего, некоего представления о дьявольщине, сатанинском начале).

Мягкая лирика, нежность романсово-песенного мелодизма (секвенции, принцип мелодической волны) окрашивают «Вечернюю музыку», настоящую «тихую кульминацию» всей композиции. Приглушенные, мягкие тона характерны для звонов «дальних», звонов радостных, воскресных («У Егорья звонят…»). Словно вязь кружев, нанизывают, плетут бесконечные затейливые узоры сольные женские голоса (№ 8 — «Ти-ри-ри»). Таинственны женские зовы, обращенные к «голубчику» (№ 14). Этот номер представляет еще один лирический (и лирико-драматический) центр цикла. Потаенность диалога («Скажи, скажи, голубчик…» с ответом неведомого голоса, пророчащего жизнь — не жизнь) усугубляется хроматизированными интонациями коды-колыбельной («Баю-баю, баю-бай»). Весь тон этой пьесы сумрачно таинственный, словно недосказанный.

В драматургии «Перезвонов» большую, если не главную, роль играют внезапные образные переключения — все сочинение складывается из последования противоположных образов и картин. Внутри хорового цикла они объединяются по разным принципам: по контрасту (№ 1 и 2) или по жанровой общности («Ерунда», «Посиделки», «Ти-ри-ри»), по высоте обобщения лирического, нравственного тона («Воскресенье», «Вечерняя музыка», «Скажи, скажи, голубчик»). И если вначале жанровые и бытовые сценки занимают довольно значительное пространство, то роль их постепенно стано
вится все меньшей, уступая первенство образам национального эпоса, истории, лирики. Особое значение в этом плане приобретает инструментальный гобойный рефрен с его собственным лирико-эпическим, более растянутым временем и иллюзией создаваемого пространства.

Лирическую протяжную «Белы-белы снеги» — женский дуэт — сменяет молитва—поучение Мономаха с мелодекламацией на фоне молитвенного распева: «Зачем печалишься, душа моя? Зачем смущаешь меня?»58 Дальнейшее символизирует прощание с жизнью. Мудрый ее итог видится в единении с природой (мать-природа — «Матка-река»), Молитва Мономаха утверждает веру, а с ней — идею высокой духовности, нравственности. «В „Перезвонах44 Гаврилин стремится единым взором охватить Вечность и Время, историю Руси и жизнь отдельного человека»59, — пишет исследователь.

Сложная философская символика произведения Гаврилина не мешает восприятию музыки, картинно яркой, драматической, пронизанной светом любви к России.